Армадэль. Том 2 - Страница 3


К оглавлению

3

«Я была так поражена, — говорилось в письме, — грацией, изяществом, обращением мисс Гуильт, что я воспользовалась случаем, когда она вышла из комнаты, и спросила, каким образом поступила она в гувернантки? Самым обыкновенным образом, сказали мне, грустное семейное несчастье, в котором она показала себя благородно. Она очень чувствительная девушка и не любит говорить об этом с посторонними. Это естественное нежелание, которое всегда деликатность предписывала мне уважать. Услышав это, я, разумеется, проявила такую же деликатность и со своей стороны. Разузнать семейные горести бедняжки не входило в мои обязанности. Мой долг было сделать только то, что я сделала, — удостовериться, что я нанимаю способную и достойную уважения гувернантку для моей внучки».

Старательно обдумав эти строчки, миссис Мильрой при сильном желании найти эти обстоятельства подозрительными, конечно, нашла их такими. И она решилась разведать тайну семейных несчастий мисс Гуильт с надеждой найти в них что-нибудь полезное для достижения своей цели. Для этого было два способа: она могла или расспросить гувернантку, или ту женщину, которая поручилась за неё. Зная по опыту находчивость мисс Гуильт при ответах на неприятные вопросы, которые она задала ей при первом свидании, миссис решилась на последнее.

«Я прежде расспрошу поручительницу, — подумала миссис Мильрой, — потом и эту тварь и посмотрю, совпадут ли обе истории».

Письмо было короткое. Миссис Мильрой сначала уведомляла свою корреспондентку, что состояние её здоровья принуждало её оставлять дочь совершенно под влиянием и присмотром гувернантки. По этой причине она старается больше многих других матерей узнать во всех отношениях ту особу, которой она полностью поручила свою единственную дочь. По этой причине её можно было извинить за то, что она задаёт поручительнице после превосходной аттестации, полученной от неё мисс Гуильт, несколько простых вопросов. После этого предисловия миссис Мильрой прямо приступала к делу и просила, чтобы её уведомили об обстоятельствах, принудивших мисс Гуильт пойти в гувернантки.

Письмо, написанное в этих выражениях, было отдано на почту в тот же день. Утром, когда должен быть получен ответ, ответа не поступило. Настало следующее утро — и ответа всё не было. На третье утро нетерпение миссис Мильрой перешло через все границы. Она вызвала сиделку, как мы уже говорили, и приказала ей самой получить письмо в это утро. В таком положении находились теперь дела, и при таких домашних обстоятельствах произошёл новый ряд событий в Торп-Эмброзе.

Миссис Мильрой только что взглянула на часы и опять протянула руку к колокольчику, когда дверь отворилась и сиделка вошла в комнату.

— Пришёл почтальон? — спросила миссис Мильрой.

Сиделка молча положила письмо на постель и ждала с нескрываемым любопытством, какой эффект произведёт оно на госпожу.

Миссис Мильрой вскрыла конверт в ту же минуту и увидела печатную бумажку, которую она отбросила, около письма, на которое она смотрела, написанного её собственным почерком! Она схватила печатную бумажку. Это был обычный циркуляр почтамта, уведомляющий о том, что её письмо было отправлено по адресу и что той, к кому оно было написано, не нашли.

— Что-нибудь не так? — спросила сиделка, приметив перемену в лице госпожи.

Вопрос этот остался без внимания. Письменная шкатулка миссис Мильрой стояла на столе возле кровати. Она вынула из неё письмо, которое мать майора писала к сыну, и отыскала имя и адрес мисс Гуильт.

«Миссис Мэндевилль, 18, Кингсдоун Крешент, Бэнсуотер», — прочитала она, а потом взглянула на адрес своего собственного возвращённого письма: никакой ошибки не было сделано: адрес был точно такой же.

— Что-нибудь не так? — снова спросила сиделка, сделав шаг ближе к постели.

— Слава Богу, да! — вскричала миссис Мильрой во внезапном порыве восторга.

Она швырнула циркуляр почтамта сиделке и хлопнула своими костлявыми руками по одеялу в избытке чувств от ожидаемого триумфа.

— Мисс Гуильт обманщица, мисс Гуильт обманщица! Если я умру от этого, Рэчел, я велю отнести себя к окну, чтобы посмотреть, как её будет выгонять полиция.

Говорить за глаза, что она обманщица, одно, а доказать ей это фактами — другое, — заметила сиделка.

Говоря это, она засунула руку в карман передника и, значительно глядя на госпожу, молча вынула второе письмо.

— Ко мне? — спросила миссис Мильрой.

— Нет, — отвечала сиделка. — К мисс Гуильт.

Обе женщины взглянули друг на друга и без слов поняли друг друга.

— Где она? — спросила миссис Мильрой.

Сиделка указала по направлению к парку.

— Опять ушла прогуляться перед завтраком. Одна.

Миссис Мильрой сделала знак сиделке наклониться ближе к ней.

— Можете распечатать, Рэчел? — шепнула она.

Рэчел кивнула головой.

— Можете запечатать опять так, чтобы никто не знал?

— Можете вы отдать мне тот шарф, который идёт к вашему серому платью? — спросила Рэчел.

— Возьмите! — нетерпеливо сказала миссис Мильрой.

Сиделка молча раскрыла гардероб, молча взяла шарф и молча вышла из комнаты. Менее чем через пять минут она вернулась с распечатанным конвертом.

— Благодарю вас, сударыня, за шарф, — сказала Рэчел, спокойно положив распечатанное письмо на одеяло.

Миссис Мильрой взглянула на конверт. Он был запечатан, как обыкновенно, с помощью камеди, которая отлепилась посредством пара. Когда миссис Мильрой вынула из конверта письмо, рука её сильно дрожала, а белая глазурь треснула над морщинами лба.

3