Армадэль. Том 2 - Страница 106

К оглавлению

106

Долго-долго Мидуинтер не шевелился, потом вдруг увидела, как он вздрогнул, упал на колени, сложив руки, держась за перила балкона.

«Господь да помилует и сохранит тебя, Аллэн! — сказал он набожно. — Прощай навсегда!»

Я посмотрела на море. Дул тихий ветерок, и гладкая поверхность воды сверкала в лунном сиянии. Я опять взглянула на залив — и между мною и полосой лунного света медленно прошло длинное, чёрное судно с высокими, похожими на привидение парусами, скользя по воде бесшумно, как змея.

К ночи яхта Армадэля поплыла в пробный рейс.

Глава III
Дневник прерывается

Лондон, ноября 19. Я опять одна в большом городе, одна в первый раз после нашей свадьбы. Около недели тому назад я отправилась в путь на родину, оставив Мидуинтера в Турине.

Дни были так наполнены событиями с начала этого месяца, а я была так утомлена и душой и телом большую часть времени, что мой дневник оставался в забвении; только несколько отметок, написанных так торопливо и сбивчиво, что я сама едва понимаю их, напоминают мне о том, что случилось после того вечера, когда яхта Армадэля ушла из Неаполя. Я попробую, может быть удастся провести их в порядок без большой потери времени; я попробую, не смогу ли припомнить все обстоятельства по порядку, как они следовали одно за другим с начала месяца.

Третьего ноября, будучи ещё в Неаполе, Мидуинтер получил торопливое письмо от Армадэля из Мессины. «Погода, — писал он, — была прекрасная, и яхта сделала самый быстрый переход, какой только мог я предполагать. Экипаж с виду груб, но капитан Мануэль и его помощник англичанин (последний описан добрейшим существом) прекрасно управлялись с ним». После этого счастливого начала Армадэль, разумеется, продолжал плавание и по совету шкипера решил посетить некоторые гавани в Адриатике, которые, по описанию капитана, стоило осмотреть.

Далее следовал постскриптум, объяснявший, что Армадэль торопился писать, чтобы успеть к неаполитанскому пароходу, и что он снова распечатал письмо прибавить кое-что, забытое им. Накануне отплытия яхты он был у банкира, чтобы взять «несколько сотен золотом», и думает, что забыл там сигарочницу: это была его любимая вещица. Он просил Мидуинтера сделать ему одолжение — постараться найти её и сохранить до будущего свидания.

Вот суть письма.

Я старательно его обдумала, после того как Мидуинтер оставил меня одну после прочтения письма. Я думаю, что Мануэль недаром убедил Армадэля крейсировать в Адриатическом море, в котором гораздо меньше встречается кораблей, чем в Средиземном. Выражения, в которых упоминалось о такой ничтожной потере, как сигарочница, также поразили меня — как предсказание того, что будет. Я заключила, что банковые билеты Армадэля были разменены на золото не по его собственной предусмотрительности и знанию дел. Я подозреваю, что влияние Мануэля было также использовано в этом случае, и опять не без причины. Должна сказать, что во время бессонной ночи эти соображения беспрестанно приходили мне в голову, и время от времени я склонялась к решению о необходимости для меня вернуться в Англию.

Как попасть туда, особенно без Мидуинтера, — я не могла придумать в ту ночь. Я старалась разрешить это затруднение и заснула, измученная к утру, не придумав ничего.

Несколько часов спустя, когда я уже была одета, пришёл Мидуинтер с известием, полученным с утренней почтой от лондонских журналистов. Издатели газет получили от редактора такой благоприятный отзыв о его корреспонденции из Неаполя, что решили предложить ему более ответственную должность с большим жалованьем в Турине. Редакторские инструкции были приложены к письму и его просили не теряя времени выехать из Неаполя к новому месту службы.

Услышав это, я успокоила его, прежде чем он успел задать вопрос, тревоживший его, согласна ли я на переезд. Турин имел в моих глазах большую привлекательность в том отношении, что он находится на дороге в Англию. Я уверила Мидуинтера тотчас, что готова ехать так скоро, как только возможно.

Он поблагодарил меня за готовность поддержать его планы с большей теплотой и ласковостью, чем я это видела в нём последнее время. Приятные известия от Армадэля, полученные накануне, по-видимому, вывели его из состояния отчаяния, в которое он был погружён после отплытия яхты. А теперь сообщение о его профессиональном успехе, а более всего надежда покинуть роковое место, в котором третье видение сновидения сбылось, окончательно (как он признался сам) развеселило и облегчило его. Он спросил, прежде чем ушёл отдать распоряжения к нашему отъезду, ожидаю ли я известий от своих «родных» из Англии и распорядиться ли ему насчёт того, чтоб мои письма пересылались вместе с его письмами poste restante в Турин. Я тепло поблагодарила его и приняла предложение. В голове моей тотчас мелькнула мысль, как только он сделал своё предложение, что моими мнимыми «семейными обстоятельствами» снова можно воспользоваться как причиной для неожиданного отъезда из Италии в Англию.

Девятого числа мы поселились в Турине.

Тринадцатого Мидуинтер, будучи тогда очень занят, спросил, не хочу ли я избавить его от потери времени и сходить за письмами, которые, может быть, были пересланы нам из Неаполя. Я ожидала случая, который он теперь сам представил мне, и решилась ухватиться за него, не давая себе времени заколебаться. Нам не было писем poste restante. Но когда он задал мне этот вопрос после возвращения, я сказала ему, что для меня было письмо с неприятными известиями из «дома». Моя «мать» была опасно больна, и меня умоляли, не теряя времени, спешить в Англию, чтобы увидеться с нею.

106